Пьяный, счастливый, откинувшись на спинку автобусного сиденья, Виртуоз крутил в памяти это безумие. Поворачивал разными гранями: так складывают головоломку, больше наслаждаясь процессом, нежели результатом. Наверное, насморк сказался на дикции или самогон – на воспоминаниях, только последние слова с каждым новым поворотом – дороги? памяти?! головоломки?! – звучали чуть иначе:
– Вход свободным!
– Эй! Вход! Свободным!
Хрипела директриса, призывая на городских разгильдяев кары небесные и гнев руководства. Сжался в комок несчастный Валерьян, ожидая по меньшей мере конца света. А внизу, в пустом фойе, напряглась тишина. Выгнула спину в ожидании удара. И удар не заставил себя ждать. Хлопнула дверь, одна из шести. Сквозняк? Случайность?
«Вы слышите, грохочут сапоги…»
Они шли: робкие, смущенные, озирающиеся. Плохо понимая, что делают и зачем. Чувствуя себя чужими в великолепном Дворце и все равно двигаясь вперед. Спотыкаясь о вездесущие стулья, задевая шторы и обходя склочный фикус. Громко топая по лестнице. Они шли смотреть смешной, классный, обалденный спектакль. Если эти психи из-за решетки так разоряются, значит, надо идти смотреть. Иначе проживешь всю жизнь и ни черта не увидишь. А на картине, вслушиваясь, переставал аплодировать пан Матюшкевич. Замедлял движение ладоней. Пока не замер совсем.
Напротив барина, прервав долгий бенефис, осекся его бешеный трагик.
– Вход свободным!
Виртуоз засыпал, убаюканный мерным движением автобуса. Когда его растолкают возле метро, он еще будет улыбаться. Будет улыбаться и водитель: измученному воздержанием шоферу выдадут трехлитровую банку с собой, «сухим пайком». А потом Виртуоз спустится в метро, сядет в поезд, в последний вагон, и поедет домой.
И милиция не станет задерживать пьяного, но счастливого человека.
Пусть идет.
Пентакль – пять пальцев, пять чувств, пять сомнений,
Цвет солнца над крышей и нивы осенней,
Пожатье руки – связь пяти поколений,
Пять тусклых свечей по ночам,
Рассветные блики, вечерние тени,
Опять двадцать пять – и домашние стены
Укроют от странных, нездешних смятений…
Ты – завтра?
Сегодня?
Сейчас?!
Черти на асфальте таинственный знак —
Рубеж сопряжения яви и сна.
Душу продай, а? – проникновенно попросил черт.
Клим тоскливо поглядел на монитор. Цветная рогатая рожа, заполнившая весь экран, ласково улыбалась. Рука Клима потянулась к кнопке «Reset».
– Не поможет. – Теперь голос черта был полон сочувствия. – Все равно появлюсь. Даже если диск отформатируешь. А выбросишь компьютер, переселюсь в холодильник. Устраивает?
Клим представил себе подобную перспективу и затосковал. Черт же, почуяв слабину, устремился в атаку.
– В церковь можешь не ходить, предупреждаю сразу. Святая вода через монитор не действует, крест тоже. А священнику я просто покажу язык.
Язык был немедленно продемонстрирован самому Климу. Того передернуло.
– Ладно тебе! – Черт хмыкнул. – Ты же деловой человек, совладелец фирмы. Оцени ситуацию! Тебе повезло – купил не просто компьютер, а компьютер с выигрышным лотерейным билетом.
– С тобой, что ли?
Клим прикинул, откуда рогатый знает о его фирме. Наверняка все файлы прочел! А это уже совсем худо.
– Со мной, со мной! – обрадовался черт. – Ну так как насчет души-то?
Черт и вправду был куплен вместе с компьютером. На прошлой неделе Клим специально заехал в областной центр, чтобы подобрать – не черта, конечно, – машину по вкусу. Отыскал – в огромном фирменном салоне, белом, словно упомянутый чертом холодильник. Дивчина в отделе выдачи, заполняя бумаги, как бы ненароком поинтересовалась: «Со всем покупаете?» Естественно, Клим услышал «совсем», естественно, ответил «да»…
Поясняя эти обстоятельства, черт ласково улыбался. Отчего бы ему не улыбаться? Клиент честно ответил на извечный вопрос-ловушку, остальное было делом его, рогатого, техники.
На четвертый день это дошло и до Клима. Итак, теперь он обзавелся чертом – персональным, как и компьютер. Рогатый не безобразничал, вирусов не напускал и даже позволял работать. Зато теперь каждое включение машины сопровождалось деловым предложением.
– А чего взамен? – поинтересовался Клим, постаравшись вложить в вопрос весь свой запас иронии. И ошибся, причем непоправимо. Ему часто приходилось вести деловые переговоры, и Клим знал, как опасно проявлять любой интерес.
Черт отозвался мгновенно:
– «Форточки-миллениум». Лицензионные. Плюс бесплатный Интернет. Выделенку поставлю.
Палец Клима лег на «Reset», и рогатый обиделся.
– Шуток не понимаешь?
Клим понял, что влип. Переговоры начались.
Он вернулся в родной город, в свои Ольшаны, два года назад. Коллеги по бизнесу посмеивались и руками разводили, не понимая, как можно променять огромный мегаполис на глухой райцентр с тремя школами и мебельной фабрикой. Прожигать заработанное лучше на Багамах, серьезные же дела в таких Тьмутараканях не делаются.
Клим так не считал. Начал он с того, что купил упомянутую фабрику. На паях, конечно.
Через год смеяться над ним перестали.
Но деньги, не очень большие, хотя и не маленькие, позволившие Климу быстро развернуться, все-таки не были главной причиной странного поступка. Он очень любил Ольшаны, откуда уехал шестнадцатилетним поступать в университет. Все годы хотел вернуться.