Пентакль - Страница 79

От важного занятия его отвлекли далекие хлопки. Маленин прислушался.

Бах! Бах! Брамс!

И четвертый хлопок; допустим, этот… Децл!

Шпана петардами балуется? Кто-то из стройпистолета заклепки сажает? А-а, какая разница!

«На словах – вранье. На бумаге – правда». Ладно, с бумагой разобрались. Если всего двадцать процентов правды добавляется, уже на бутерброд с икоркой хватает. А вот слова… Получается, ему, Сашке Маленину, никто не верит? На эти самые двадцать клятых процентов?

Саша задумался. От мыслительного напряжения и жара мангала его пробил пот. Любой человек не всем на слово верит, так? Так. Сомневается. А если к сомнениям еще двадцать процентов накинуть?..

– …Танюха, я завтра на дачу! Поехали?

– Ты же в курсе, у меня по субботам сауна…

Глядит искоса, кривит ярко накрашенный рот.

– Ну, как знаешь, а я съезжу. С редиской разберусь, свежим воздухом подышу. А тебе удачно попариться!

– И тебя, Санек, с легкой парой!

Послышалось? Или Танька нарочно?

Конечно, не верит! И про Лильку наверняка знает. Только молчит, свою выгоду блюдет. Он ведь деньги в дом приносит. Сын опять же… Блин! Дурак ты, Саня, баран лопоухий! Хоть бы раз задумался: с кем твоя Танька по саунам субботничает? С подружками?! Ага, держи карман шире!

Раньше тебя доверие – или равнодушие – жены вполне устраивало.

А сейчас неверие – или равнодушие – устроит?!

– Привет, Вадюшка! Папка по тебе знаешь как соскучился?!

– Знаю, – бурчит сын, взлетая к потолку.

Врет папка. Он всегда врет. Ничего он не соскучился. Зато пожарную машину купил. С дверцами, фарами-фонарями и выдвижной лестницей. Ну и ладно. Папы вечно нет дома, папа на работе, папа с друзьями в кабаке, папа с тетей Лилей, папа запирается с мамой в спальне, папа уехал на море – а потом врет, врет, врет: соскучился…

Пусть врет папка.

Зато подарки дарит.

«Господи, за что?!» – в отчаянии воззвал Саша. Господь, явившийся воображению почему-то в облике Янки Маасы, беззвучно ответил: «А ты как думаешь?»

Катаешься как сыр в масле, дуралей?

А тебя ножичком исподтишка – на ломтики, на ломти…

– …Я хочу поднять этот тост за нашего дорогого Борислава Олеговича! Здоровья вам, Борислав Олегович, хорошего настроения и толковых подчиненных! А мудрости желать не стану: куда ж еще?! Больше просто не бывает!

Улыбается шеф, благодарит, руку с рюмкой тянет. Глаз острый щурит. Врешь ты все, мил-дружок Маленин, думает. Насквозь тебя вижу. Дураком старым меня считаешь, подсидеть надеешься, на теплое место метишь. Ври, Сашок, да смотри, не завирайся. Были б у тебя мозги и удача – пришлось бы выкинуть талисман на помойку. К счастью, обделила тебя судьба. Одно и дала: фарт немереный и вранья с три короба.

Это хорошо.

Брехливой собаке Бог клыки стачивает.

Захар, сука поганая, что ж ты со мной сделал?! Откуда взялся на мою голову со своими откровениями?! Жил бы себе, как раньше, поживал, плевал в потолок… Трахал бы Лильку по субботам, с друзьями водку пил, Танька бы вид делала, что ничего не замечает, – а я б и вправду не замечал… Подавиться тебе, Захар, и твоей правдой, и твоим враньем! Убить тебя хотели? Правильно хотели! Я тебя, козла, поймаю – сам придушу!

От душевного расстройства Саша извлек из багажника бутылку красного «Ахашени», со злостью вырвал пробку, едва не сломав штопор, – и залпом выхлебал добрых полбутылки прямо из горлышка.

Скрипнули ворота.

– Саня! Они… Спрячь меня!

У ворот стоял трясущийся Захар. Лицо его было в крови.

* * *

– Ты что, совсем придурок?! Они же сюда за тобой явятся… и меня, как свидетеля…

– Они не видели!.. Я побежал, а они… Саня, кажется, они друг друга перестреляли!

Далекие петарды получили объяснение. А желание придушить однокашника собственными руками – новый импульс.

– Точно не видели?

– Точно! Клянусь!

– Ладно. – Саша выглянул за ворота. Вроде и правда тихо. – Сходи к умывальнику, ополоснись. Потом расскажешь.

Из сбивчивого рассказа Захара выяснилось следующее. На полпути к станции его встретили. Юркнуть в кусты Захар не успел. Бритоголовый амбал, выбравшись из черного «БМВ», молча врезал жертве по зубам – для профилактики – и стал заталкивать на заднее сиденье. Сопротивления Захар не оказал. Во всяком случае, до тех пор, пока рядом не тормознула другая тачка. Кажется, в «Вольво» сидели заказчики рекламы пылесоса «Никодим». После короткого выяснения отношений, сводившегося преимущественно к жестам и междометиям, началась пальба. Дальше Захар смотреть не стал: ринулся в кусты, кубарем скатился в балку и дал деру.

– Да, влип ты конкретно…

Саша налил трясущемуся Захару вина и достал вторую бутылку. Мотнул головой на поспевшие шашлыки: кормись! Душить Захара расхотелось.

– Но ты все-таки придурок!

Захар виновато развел руками, расплескав «Ахашени».

– Твоя проблема решается в один момент. И моя, кстати, тоже! – Эта мысль, честно говоря, только сейчас пришла в голову Маленину, и он сразу повеселел. – Ты ж записку мне накорябать смог?

– Смог, – не стал отпираться Захар.

– Значит, садись и пиши: «У меня все будет о'кей. Они все от меня завтра же отстанут, я за год заработаю кучу бабок, женюсь на Наоми Кэмпбелл, проживу сто… нет, триста!.. пятьсот лет!..» И все такое. Оно ж у тебя сбывается? Сбывается. Пользуйся, дурья твоя башка! А потом я напишу… или нет, лучше ты про меня напишешь – у тебя восемьдесят процентов…

Захар смотрел на него грустными глазами побитой собаки.

– Если б все так просто было… Думаешь, я совсем дурак? Думаешь, не пробовал?