Пентакль - Страница 166

166

Спускаясь по лестнице, Аптекарь взглянул на часы.

Ч-черт, опоздал! Планерка в ЖЭКе наверняка успела закончиться. Сантехника теперь придется ловить в подвале 6-го дома. Данилыч сказал: он там вечно с утра околачивается. Ссылаясь, блин, на «плановую проверку коммуникаций». А на самом деле дрыхнет, сукин кот, либо похмеляется после вчерашнего. Ничего, разбудим. И на опохмелку дадим, потому как с неисправным бачком надо что-то делать.

Для того и на работе отгул взял.

При мысли о работе у Аптекаря, который был никаким не аптекарем, а научным сотрудником Фармакадемии, окончательно испортилось настроение. Оно и раньше было не ахти, а сейчас вообще упало ниже нуля по Кельвину. Пусть физики и утверждают, что такое невозможно. Физикам хорошо, им Фармакадемия – звук пустой.

Синтез третью неделю не ладился. Выход активного вещества для нового препарата застрял на заговоренных 13 % и подниматься не желал хоть убей. Любые ухищрения шли прахом. Завлаб метал громы и молнии, срывая досаду на мелкой сошке. Больше всех доставалось, естественно, Аптекарю, как основному разработчику синтеза. Согласно теории, выход предполагался не менее 40 %, в пень ее, эту теорию!

До знакомого подвала он добрался за пять минут.

Спустился по обвалившимся ступенькам, по старой суеверной привычке перешагнув через седьмую, «подлую». В детстве, когда местная пацанва играла здесь в партизан, эта ступенька пользовалась дурной славой. А за лазанье в подвал родители, если узнавали, давали ремнем по заднице. Тогда, кстати, его и прозвали Аптекарем – из-за пристрастия к самодеятельным опытам. Помнится, когда он впервые ухитрился сварить слезогонку…

Дверь оказалась не заперта. Аптекарь нашарил слева, на стене, выключатель. Под потолком вспыхнула пыльная лампочка в «клетке» из проволоки.

«Чтоб не убежала!» – шутил в школьные годы одноклассник Сашка Петренко.

Дальше начинался коридор с боковыми каморами. В тех, что побольше, горели знакомые лампы-узницы. Не обнаружив там искомого сантехника, Аптекарь сунулся проверять темные закутки, ругая себя, что не прихватил фонарик. Никого. В дебри дальних лабиринтов он лезть раздумал. «Там и ноги переломать запросто…» – убеждал он себя, стесняясь признать, что в сердце проснулись старые детские страхи.

«Значит, этот гад еще в ЖЭКе!»

Аптекарь решительно зашагал к дальнему выходу из подвала. Оттуда дверь вела на соседнюю улицу, где располагался ЖЭК. Надо срочно отловить бездельника! Иначе жена насмерть запилит.

Однако двери он не обнаружил. Лампочка освещала щербатый кафель стен, груды мусора на полу – и никакой двери.

Тупик.

4

Иногда Эскулап полагал, что прекрасно обошелся бы без тесного знакомства с папашей Фрейдом и всеми присными его, не к ночи будь помянуты. Ибо от многого знания – многие печали и томление души.

К счастью, ночь прошла и наступило утро.

Идя по улице до следующего двора, где в гараже ждал хозяина верный Росинант на колесах, он раскланивался со знакомыми. Вот холерик Рахович со своим кобелем Диком. Обоих стоило удушить в колыбели, на благо прогрессивному человечеству. Вот Нюрка Гаврошенко, патентованная ведьма с лицензией. Никакого интереса для современной психиатрии: деловитая шарлатанка, отлично знающая, что деньги не пахнут. Максим, студент-историк, вернувшийся из последней экспедиции законченным невротиком. Шумные отроки с пивом: слышь, пацаны, эта телка мне типа и говорит…

Иногда мир казался Эскулапу гигантским дурдомом.

– Денис, поздоровайся с дядей!

– Здрасте…

Выведя машину из гаража, он сел за руль и некоторое время просто сидел, думая о пустяках. Глубоко-глубоко, под бесстрастной и приветливой маской, занозой сидела скука. Вернуться домой, запереться и дня три никуда не выходить. Бездумно смотреть в потолок, пить красный «Мускат», ждущий в баре с весны, не отвечать на телефонные звонки. Остаться наедине с собой. Белка хочет выбраться из вертящегося колеса, белка хочет взять в лапы орешек и забыть о вращении, сводящем с ума.

«Вы хотите об этом поговорить, господин Эскулап?»

Нет. Не хочу.

Он выехал со двора и медленно тронулся вдоль улицы, к повороту на Тебелинку. В кармане уныло брякнул мобильник. Левой рукой Эскулап достал аппарат и посмотрел на экран. Сообщение. «Доводим до вашего сведения, что срок действия услуги „Семья-копейка“ истекает такого-то числа…»

Судьба-индейка.

Семья-копейка.

Он еле-еле успел затормозить. Там, где был проезд, сегодня все оказалось совсем иначе. Витрина с горами обуви – туфли, кроссовки, женские босоножки, ботинки с высокой шнуровкой. Внутри магазина скучали две продавщицы: хрупкая блондинка и знойная шатенка. Обе – крашеные.

Витрина поперек дороги.

Витрина магазина на первом этаже дома, которого тут сроду не стояло.

Эскулап минуту-другую тупо смотрел на тупик, потом отогнал машину к тротуару, выключил мотор и задумался.

5

Кашель не желал униматься.

Привычный, как мозоль от ручки на среднем пальце, утренний кашель завзятого курильщика. Сигарета под чашку крепчайшего кофе помогла лишь отчасти. Поэтому, выйдя из подъезда, Доцент закурил еще одну, с ментолом. Ментол недурственно «осаждал» кашель, но вот беда: в последнее время из-за этой пакости начало пошаливать сердце.

Первой пары сегодня не было, но встал он, как обычно, ни свет ни заря. Без всякого будильника. Слово «без» этим утром, пожалуй, ключевое: без будильника встал, без энтузиазма умылся, без аппетита позавтракал, без настроения оделся…

«Безовщина».

Времени до звонка на вторую пару оставалось навалом, и Доцент нога за ногу двинулся по улице в сторону университета. Занятие для камикадзе: читать физтеху историю родной страны. Нет, он все понимает, для физиков история – мягко говоря, как для историков физика. Но в каком даун-тауне набирают таких лоботрясов?! Спросишь на зачете: «В каком месяце приняли Сентябрьскую Унию?» – молчат и смотрят на тебя, как баран на новые ворота.

166